Хазин, михаил леонидович. Мировой экономический кризис - хроника и комментарии михаила хазина Мировой финансовый кризис м хазина

Черный лебедь мирового кризиса

Предисловие

У профессионалов, занимающихся раскрытием преступлений, есть замечательное выражение – «Лжет как очевидец». Связано оно, как понятно, с тем, что люди помнят прошлое весьма и весьма выборочно, они хорошо запоминают моменты, которые напоминают о чем-то для них важном, и легко забывают то, что эмоций не вызывает. Они очень легко «склеивают» разные воспоминания под воздействием внешних сил (радио, телевидение, разговоры с окружающими), поддаются влиянию более сильных людей, склонны создавать «виртуальную реальность», которая оправдывает их не самое красивое поведение…

В общем, очень трудно восстановить реальную картину событий даже по наблюдениям прямых свидетелей (которых нужно многократно переспрашивать, а подчас и устраивать очные ставки, на которых приходится верифицировать, перепроверять и уточнять разные «виртуальные реальности»). А уж если речь идет о восстановлении реальной картины в условиях, когда некие силы целенаправленно ее туманят и по истечении нескольких лет… Тут задача становится много сложнее.

Можно привести массу примеров. Один из ключевых периодов, позволяющих понять, что в реальности происходит в экономике сегодня, это 70-е годы прошлого века. И, если вспомнить исследования 80-х годов, с которыми я познакомился еще в СССР, я всегда исходил из того, что это был период перманентного кризиса западной экономики. Но с конца 70-х годов в западной экономической науке начало превалировать одно из направлений, которое постепенно монополизировало свое положение (условно его можно назвать либеральным фундаментализмом). А в соответствии с этим направлением кризисы бывают только одного типа, так называемые циклические, пики которых иногда называют рецессиями, и длительность этих рецессий ограничена (условно, скажем, 24 месяцами).

Я специально не уточняю значение этих терминов в «мейнстримовском» значении, поскольку особого смысла это, как вы увидите ниже, не имеет. Это просто один из способов описания реальности, причем на сегодня уже смело можно сказать, не самый удачный, поскольку ряд явлений сегодняшней действительности в рамках этой терминологии описать просто нельзя.

Важно то, что реальность 70-х годов не вписывалась в «мейнстримовскую» теорию, которая с какого-то времени претендует на абсолютную истину. И, как следствие, ее адепты постоянно переписывали методики статистической обработки данных для того, чтобы доказать, что теория ошибаться не может. В конце концов, они добились успеха (как гласит легенда, Сталин однажды сказал: «Не важно, как голосуют, главное – кто считает!»), сегодня во всех учебниках (монополия же) написано, что 70-е годы – это просто две близкие рецессии, разделенные пусть кратким, но периодом роста. Впрочем, это не совсем чуждое науке явление: мои преподаватели по программированию объясняли мне в 70-е годы, что программа переписывается до тех пор, пока не начнет давать приемлемые для авторов результаты.

Напомним также, что с начала ХХ века в мире существует две экономические науки – политэкономия и экономикс, которые находятся в жестко конкурентных отношениях. После 1991 года политэкономия оказалась в страшном загоне, но (у нас в стране) выжила – и вот тут начался кризис, который, как выяснилось, на языке экономикс описать невозможно (во всяком случае, теории современного кризиса в «мейнстриме» нет до сих пор), а зато на базе политэкономии описывается отлично.

Собственно наша теория, в более или менее полном масштабе созданная как раз к моменту развития первых событий, описанных в этой книге, и построенная не на экономикс, а на политэкономии, говорит о том, что кризис 70-х, как и кризис начала ХХ века, как и Великая депрессия, как и нынешний кризис, начавшийся в 2008 году – это явление, принципиально отличное от того, что описывается таким «циклическим» термином, как «рецессия» (или, на языке политэкономии, кризисом перепроизводства). Это, в реальности, структурный кризис, связанный с падением эффективности капитала в условиях невозможности расширения рынков. И, соответственно, попытки вписать его в шаблоны рецессии ведут к тому, что неизбежно на поверхность вылезают разного рода шероховатости и несоответствия. В теоретических трудах это не так принципиально, но использовать такую теорию для объяснения реальных проблем в условиях кризиса просто недопустимо.

Беда в том, что каждая такая шероховатость сама по себе – явление незначительное и не очень запоминающееся. Я, например, много раз отмечал, что статистика США демонстрировала в своих официальных цифрах экономический рост (или снижение безработицы), которые сопровождались снижением продолжительности рабочей недели или загрузки мощностей. Или еще – когда показатели дефлятора ВВП (который принципиально важен для расчета ВВП, почему его все время и занижают) «выскакивают» из отрезка, который образуют показатели потребительской и промышленной инфляции. И то, и другое – явный показатель фальсификации статистики, но нужно учитывать, что статистические органы США все время задним числом пересматривают статистику в соответствии с самой «передовой» методикой, и по этой причине вернувшись к прошлым цифрам, очень часто видишь совсем иную картину, чем та, что была буквально еще несколько месяцев назад.

А если к этому добавить массированную пропаганду (например, постоянные завывания правительства об экономическом росте и успехах в деле социальной поддержки населения, как это бывает в нашей стране), то разобраться в том, что и как происходит, становится еще сложнее. Даже я, при всем понимании экономических процессов и, в общем, управленческих механизмов правительства, постоянно должен прилагать достаточно серьезные усилия для того, чтобы вспомнить, как именно обстояли дела в тот или иной период. В реальности, а не в рамках отлакированной и приведенной к «единственно верной» картинки. Проще всего привести примеры из середины 90-х годов, когда я во многих процессах участвовал непосредственно (и даже кое-какие безобразия удавалось остановить), да и потом довольно внимательно следил за событиями.

Можно вспомнить, например, историю дефолтов 1998 года. Их было два: банковский и суверенный, – и первого избежать было никак нельзя, поскольку правительство за счет бюджетных средств долго держало завышенный курс рубля, и он неминуемо должен был обрушиться, как только в бюджете закончатся деньги. Но вот объявлять дефолт суверенный, то есть отказываться платить по обязательствам, номинированным в национальной валюте (пресловутые ГКО), – это было что-то новое в мировой финансовой истории. С точки зрения интересов страны, это было преступление, но команда организаторов дефолта (Чубайс, Дубинин, Алексашенко, Задорнов, Кудрин и Игнатьев) исходила из личных и корпоративных интересов.

С точки зрения государства, еще раз повторю, это было преступление, но практически все его участники, за исключением Алексашенко, вполне себе после дефолта преуспели. Что естественно, поскольку их властная группировка (в терминах книги «Лестница в небо») у власти осталась. Но вспоминать реальное развитие ситуации им совершенно не хочется (время уголовной ответственности уже, к сожалению, прошло, но политическая ответственность сроков давности не имеет), а потому вы практически нигде не услышите в отношении событий 1998 года упоминание слова «дефолт» во множественном числе. С точки зрения либеральной политической команды, это событие должно быть прочно забыто.

Можно привести еще много примеров. В частности, практически все, кто получил экономическое образование в рамках либеральной экономической теории (а на сегодня, напомню, у нее практически монопольное право на истину в экономической теории), точно знают, что единственная валюта, по которой ни разу не объявлялись дефолты – это доллар США. Все попытки их разуверить и напомнить, что только в прошлом веке США объявляли дефолт как минимум дважды (в 1933 и 1971 годах) заканчиваются безуспешно: в их учебниках просто написано, что эти события (закрытие на несколько дней всей банковской системы, т. н. банковские каникулы, резкая девальвация доллара относительно золота и, наконец, отказ от «золотого стандарта» 15 августа 1971 года) дефолтом не являются. Люди, которые эти события пережили, конечно, с такими утверждениями вряд ли бы согласились, но с их мнением современный читатель вряд ли сможет ознакомиться.

В прошлый раз с известным российским экономистом Михаилом Хазиным мы общались весной 2013 года, когда еще ничто не предвещало беды. Но уже тогда он говорил о том, что нас ждет «нудный и затяжной» кризис.

И оказался прав.
Вообще кризисы, то есть ситуации, когда необходимо как-то решать ворох накопившихся противоречий - это его специализация. Прикладной задачей своих теоретических изысканий Михаил Леонидович считает создание своеобразной карты, с помощью которой бизнесмены и политики могут прокладывать свой путь. Карта, которую господин Хазин нарисовал участникам регионального форума «Территория Бизнеса-2019», - это, скорее, политическая карта мира. Но эта информация может оказаться очень полезной, чтобы не впадать в панику или эйфорию при каждой новости об изменении валютного курса или объявлении об очередных санкциях.

– Сейчас наши предприниматели находятся в состоянии высокой неопределенности. Политические катаклизмы, прекращение роста… Вы можете предложить какую-то стратегию для деловых кругов региона, дать ваши рекомендации?

– Сегодня предприниматели чувствуют себя также как водитель в густом тумане. Я не могу рассказать бизнесу, как себя вести. Это невозможно. Я лишь могу показать какую-то карту: если вы поедете туда, то будет то-то, если в другую сторону, то то-то. Но куда ехать, предприниматели должны выбирать самостоятельно.

– У нас в области есть представители и малого, и крупного бизнеса, люди разных политических убеждений, из разных секторов экономики, на самых разных площадках спрашивают власть: какая у вас стратегия, куда движется область, что первично? Но чиновники так или иначе уходят от ответа…

– Идей нет в целом в системе исполнительной власти. Даже у федерального правительства нет стратегии, вообще. Зачем либералам стратегия? Невидимая рука рынка все сделает. Но это тоже не стратегия, а для капитана, у которого нет цели, ни один ветер не будет попутным. Какой смысл говорить о регионах, о столицах, их взаимодействии когда нет понимания куда и зачем мы движемся? На региональном уровне его тем более нет. В той системе отношений, которая выстраивалась 25 лет, регионы не имеют права голоса. Поэтому ожидать что-то от ваших чиновников не имеет смысла. На самом деле, в России идеи есть. Здесь мы имеем очевидное преимущество перед другими странами, так как у нас сохранились альтернативные течения в экономической науке. Если будет запрос, то возможно быстрое внедрение этих идей.

– Когда вы собирались в Киров, вы как-то изучали наши экономические реалии или сознательно абстарируетесь от них?

– Я принципиально не интересуюсь этим вопросом. Про вашу область я могу сказать лишь то, что когда я узнал, что губернатором у вас стал Никита Белых, я понял, что никаких перспектив для бизнеса в регионе не будет.

– Только с его ареста прошло уже более трех лет…

– Пока я ничего нового не увидел. На федеральном уровне заметно, когда в том или ином регионе происходит разворот. Да, прекрасно понимаю, что после Белых у вас с порядком плохо. Вначале нужно его навести, на это может потребоваться много времени, но после этого нужно предлагать новые идеи.

– А вообще на местном или региональном уровне есть у власти какие-то рычаги, чтобы изменить ситуацию или в России это в принципе невозможно?

– Это вопрос сложный. На самом деле можно сделать достаточно много для развития бизнеса в том или ином регионе или даже в городе. У меня есть такой опыт. Я писал программу развития для города Актюбинска в Казахстане. Правда с тех пор прошло уже более 10 лет. Тем не менее, многие идеи оттуда можно адаптировать и для Кирова. Но это консалтинговая работа. Нужно садиться и серьезно этим заниматься.

– Сейчас у нас в области, когда речь заходит о нацпроектах, в первую очередь мелькают стройки детсадов, школ, кванториумов… У людей право-консервативного толка возникает вопрос: «Хорошо, построили, а за чей счет регион будет содержать это?»…

– Не следует забывать, что если у вас нет такой социальной инфраструктуры, то люди должны самостоятельно расходовать на это деньги. Когда она появляется, высвобождаются дополнительные средства, которое население может потратить более эффективно. Да, при строительстве детского сада мы лишаем работы нянечек, но при этом получаем ярко выраженный положительный эффект масштаба, плюс выводим средства из тени.

– Может быть дефицит подобных услуг или опережающий рост цен на них, включая, например, медицину – это не только проблема Кирова или России, а вообще мировая тенденция?

– Любой товар или услуга могут существовать на рынке в трех состояниях. Первый вариант – лакшери. Фактически покупатель одной единицы должен оплатить все необходимое для ее создания. Грубо говоря, кроме непосредственно консультации врача-диагноста, вы должны заплатить и полную цену за томограф. Второй вариант – это обычный товар. Необходимое оборудование для оказания этой услуги уже куплено, что создает условия для резкого падения наценки.Третье состояние, когда товар или услуга переходят в статус инфраструктуры. В этом случае ответственность за поддержание предложения берет на себя государство, а наценка может становиться даже отрицательной. В СССР образование, медицина и т.д. были инфраструктурой, сейчас они стали товаром и постепенно превращаются в лакшери, когда для получения нормального образования нужно тратить около 400 тыс. рублей в год на ребенка. Другой пример, в США телефонная связь и Интернет – это классический товар. А у нас они перешли в статус инфраструктуры даже без прямого участия государства. В определенный момент времени услуги связи перешли в разряд инфраструктуры, когда потребители стали отдавать предпочтение абонентской плате. Поэтому они стоят у нас по сравнению с Америкой существенно дешевле.

– О моделях и их предсказательной силе. Когда 6,5 лет назад вы давали интервью «Навигатору», то точно определили две очень важные вещи: затяжной характер кризиса и коридор цен на нефть. За счет чего удалось так точно предвидеть развитие ситуации? Есть ли у вас прогноз на следующие 6 - 7 лет?

– В 2013 году, когда мы с вами разговаривали, теория уже была, хотя и без некоторых деталей. Собственно, на ее основе я и делал свои прогнозы. Согласно моей теории сейчас мы имеем дело с последним кризисом капитализма, но это не означает, что человечество катится к концу истории. Экономические модели не вечны.
Но такое состояние усложняет прогнозы. Сейчас мы подходим к точке бифуркации. То есть к такому состоянию, когда вся мировая экономическая система перейдет в хаотический режим. Из этой точки можно «вылететь» в любом направлении. Если мы достигнем этой точки в течение следующих шести лет, то сделать прогноз будет просто невозможно.
Я могу только предполагать, как будет развиваться ситуация, если все будет идти более или менее упорядоченно. В этом случае к 2023 году мы подойдем к «новой Ялте или Бреттон-Вудсу». То есть к некому соглашению победивших в глобальном противостоянии сил. Оно должно будет легитимизировать новое состояние. Скорее всего, новый статус будет похож на ситуацию до I Мировой войны, когда мир был разбит на несколько достаточно самостоятельных валютных зон.
На следующие 20 - 25 лет эти группы государств займутся построением своих воспроизводственных контуров. То есть будут создавать у себя те отрасли, которых не было, поскольку они развивались в других регионах мира в соответствии с единой глобальной системой разделения труда. Вторая задача будет заключаться в адаптации существующих отраслей к сократившемуся спросу.

– То есть будут отрасли, в которых, несмотря на потрясения, будет рост. Тогда как в других секторах в лучшем случае придется довольствоваться существующим спросом.

– Да, примерно так. Я могу предполагать, что в мире будет только один регион, где будет экономический рост – это евразийская экономическая зона. Стабильная ситуация или даже небольшой подъем возможны в Латинской Америке, если она получит самостоятельность, и в Индии. В такие регионы, как Европа, Китай, Северная Америка, Африка и Ближний Восток ждет спад.

– Кстати, я так понимаю, что Евразия – это не только ЕАЭС. В том же 2013-м вы предсказывали сближение с Турцией, во что тогда верилось с трудом.

– Естественно, это не только постсоветское пространство, ЕАЭС. Мы уже видим шаги в евразийском направлении Турции. К ней также может присоединиться Иран и Япония. Прогноз по Японии пока не реализовался, но и мы, и они объективно идем к этому. Это общая канва. Но такой прогноз реализуется, если ситуация будет развиваться в рамках регулярного сценария. А дальше, через 20-25 лет, могут начаться войны. Думаю, что это будут конфликты между периферийными государствами разных зон, либо новая Холодная война. В этих конфликтах будет идти процесс укрупнения зон, тот который мы видели в XX веке. Он займет 50 - 70 лет.
Есть и другой вариант: в какой-то валютной зоне сформируется заметно более эффективная модель экономики. В этом случае мы увидим явное домирование одного из регионов мира. Кстати, во время Холодной войны мы подобной ситуации не наблюдали. СССР и США состязались примерно на равных. Кризис у них начался раньше, в 70-е годы, но они смогли сгруппироваться и предложить рейганомику, поддержание системы за счет расширения потребительского кредита. Наши элиты предпочли капитулировать.

– Мы уже заглянули вперед чуть ли не на век. Для местных деловых кругов - это интересно, но малоприменимо на практике. Может быть, можете рассказать о своем видении каких-то отдельных отраслей? В какой сфере имеются самые интересные перспективы?

– Я специально не занимаюсь инвестиционными вопросами. Я макроэкономист. Да, я рассматриваю вопросы развития отдельных отраслей, но это макроэкономический, а не инвестиционный интерес. И пока нет спроса, стараюсь не вдаваться в детали. Но если будет запрос, то можно будет рассматривать конкретные отрасли, их роль, их перспективы на той или иной территории. Опять же в рамках консалтинговой работы.

– Кстати, еще об отраслях. Сейчас идет громкая дискуссия о вложении излишков Фонда национального благосостояния. В какую сферу придут эти деньги?

– То есть вы хотите, чтобы я вам рассказал сейчас, кто из лоббистов будет потом, когда все закончится, круче? (Смеется) Давайте я вам скажу открыто и честно: Игоря Ивановича Сечина [«Роснефть»] никто не обидит.

– Думаете получится? Центробанк продолжает возражать против такой формы инвестирования ФНБ.

– Эльвира Набиуллина продвигает позицию МВФ. Ее кратко можно сформулировать так: «Деньги, выведенные из России, обратно в Россию ни в коем случае не должны возвращаться». То есть, она будет делать все, чтобы деньги ФНБ ни при каких условиях не попали в нашу экономику. Конечно, если будет принято другое решение, то она никуда не денется и вынуждена будет исполнять. А кто в этом случае будет главным бенефициаром… По этому поводу есть разные мнения.

Еще по теме

Причиной массовых беспорядков на юге Казахстана стал дорожный конфликт, сообщил замминистра внутренних дел страны Алексей Калайчиди. "Одни...далее

Известный российский экономист и публицист Михаил Хазин рассказал на своем личном сайте в Сети о цугцванге мировой экономики и о грядущем остром системном кризисе.

По мнению эксперта сегодня в мире существует достаточно важная и актуальная проблема – эмиссия денежных средств. Сложность заключается в том, что выпуск денежной массы образует цугцванг, при котором приходится выбирать из двух зол меньшее. Иногда эмиссия помогает, но также она может и помешать экономическому росту.

Хазин полагает, что эмиссию можно реализовать не путем раздачи наличных денег, а под создание новых долгов. В таком случае проблем практически не будет, а в экономике государств образуются новые деньги, которые поступят в распоряжение потребителей, а инфляция будет минимальной. В целом, мировая система так и работала в период с 1981 по 2008 годы, а потом с 2009 по 2014 год. Однако экс-президент США Барак Обама остановил эмиссию в 2014 году, а Трамп запустил ее снова. Зачем это было сделано, нужно разбираться.

Эксперт объяснил, что в экономике существует два контура: реальный (производство товаров и услуг) и финансовый. Так как экономическая система любого государства адаптивна, то в ней можно увеличить финансовый сектор относительно реально и на достаточно существенные величины. Сам переход может быть болезненным, затем все нормализуется, и система будет функционировать. Но если захочется снова изменить долю финансового сектора, снова возникнут проблемы, даже если это будет возврат экономики в более «естественное» состояние. Это происходит из-за специфики самостоятельных финансовых рынков, так как переходы возможны лишь при переводе активов в реальный сектор. Иными словами, рынки существуют лишь при возможности что-то приобрести за средства и при длительном устойчивом спросе на продукцию.

Свободные финансовые рынки влияют на все цены в государстве, заставляя их постоянно расти. Если растет рынок элитных товаров, то значит растет стоимость продукции и на обычных товарных рынках. То есть, по мере роста доли финансовых рынков, нужно увеличивать и доходы на рынках товарных, иначе население обнищает. Падение общего спроса не будет компенсироваться спросом элитным, поскольку он меньше по объему.

В такой ситуации иногда прибегают к стимулированию спроса населения и роста экономики посредством эмиссии денежных средств. При формировании долгов на первых парах удается избегать инфляции. Государственная экономика вполне может адаптироваться к избытку средств. Однако привлеченные активов формирует новые финансовые рынки и влечет еще большее повыше цен. Стабилизировать цены можно новой эмиссией, направленной на поддержание частного спроса, однако этот процесс повлечет рост инфляции, при очень высоком уровне которой экономическая система существовать не может, так как невозможно прогнозировать результаты работ на длительный срок.

На сегодняшний день в мировой экономике образовалась критическая ситуация, так как видно, что все возможности утилизации эмиссии за последние 20 лет были исчерпаны. Мир встал на пороге глобального острого системного кризиса. В сложившейся ситуации есть два выхода, но не один из них не является идеальным и ведет к определенным негативным последствиям. Первый – перестать стимулировать частный спрос, чтобы он вышел на равновесное состояние с доходами потребителей. Но это приведет к социально-политическому кризису. Второй – продолжать стимуляцию при резком росте инфляции. В этом случае стоит ожидать тяжелейший финансово-экономический кризис. Вопрос лишь в том, какое из двух зол меньшее.

Михаил Хазин

Черный лебедь мирового кризиса

* * *

Предисловие

Любому предпринимателю (не путать с коррумпированными бизнесменами, которые управляют финансами конкретных чиновников) для более или менее успешного управления своим бизнесом необходимо иметь объективную картину развития событий. Анализировать он ее может разными способами, но если понимания сложившейся ситуации нет, то шансы на успех призрачные. Беда в том, что любая картина развития макроэкономических и политэкономических процессов требует понимания истории их развития. А, как сказано выше, эту реальную картину пытаются исказить и представить максимально выгодным для себя образом те, кто контролирует соответствующие экспертные и политические институты.