Бюджетное правило. Обостряется борьба вокруг «бюджетного правила. Народ, забывший свое прошлое, утратил свое будущее. ЗЛО

В экономике .

Экономический смысл

Бюджетное правило является способом стерилизации нефтегазовых доходов бюджета с помощью формирования специальных бюджетных фондов. Используется правило следующим образом:

Согласно официальной позиции Министерства финансов , бюджетное правило снижает зависимость федерального бюджета от состояния мировых рынков , а также обеспечивает «подушку безопасности» на случай кризиса, аналогичного кризису 2008 года .

История правила

Принцип, заложенный в бюджетное правило, фактически действует с 2004 года , когда был образован Стабилизационный фонд . Для указанного фонда действовал следующий порядок формирования: в него перечислялись нефтегазовые доходы свыше цены отсечения , которая составляла 20 долларов за баррель нефти в 2004 году, 27 долларов в 2006 году. При этом динамика цен на нефть существенно опережала рост цены отсечения. По оценкам специалистов, в Стабилизационный фонд поступало до ¾ дополнительных доходов от благоприятной внешней конъюнктуры.

Распоряжение Правительства РФ от 4 марта 2013 года № 293-р государственной программы «Управление государственными финансами» предусматривается возможность последующего распространения автоматических стабилизаторов на иные элементы и уровни бюджетной системы, помимо прочего в части долговой политики субъектов Российской Федерации и муниципальных образований . Сотрудники Министерства Финансов не отрицают возможности применения бюджетного правила в будущем для бюджетов регионов и муниципалитетов.

Мнения экономистов и государственных деятелей

Бюджетное правило выполняет две основные функции: определяет алгоритм распределения нефтегазовых доходов в части суверенных фондов и устанавливает ограничения на расходную часть бюджета. В связи с последней функцией в экспертном сообществе идет дискуссия о целесообразности установления такого правила.

Существуют два основных взгляда на проблему:

  • необходимо смягчение бюджетного правила в части ограничений госрасходов;
  • необходимо сохранение жесткого правила, ограничивающего государственные расходы.

За смягчение бюджетного правила последовательно выступают помощник президента России Андрей Белоусов , предлагавший снизить порог Резервного фонда с 7 до 5 % ВВП, чтобы направить высвободившиеся средства на строительство дорог, состояние которых мешает росту экономики страны, а также заместитель министра экономического развития Андрей Клепач .

Данную позицию поддерживает

Фото pixabay.com

В общей прибыли экономики ощутимо выросла доля сырьевых отраслей: сейчас она близка к 40%, а к концу года, по экспертным прогнозам, вполне может достичь 50%. Сырьевое проклятие не преодолено. Принятое правительством бюджетное правило толкает российскую экономику в окончательное нефтяное рабство, считают эксперты. Экономика искусственно обескровливается, для диверсификации и развития не остается источников. И власти пытаются сделать таким «источником» население и бизнес. Предпринимательская депрессия обрабатывающих отраслей уже стала хронической.

По последним данным Росстата, доля убыточных предприятий в России в январе-апреле составила 34,2%. Как сообщил директор аналитического департамента компании «Локо-Инвест» Кирилл Тремасов (экс-глава департамента Минэкономразвития), это «максимум за последние четыре года».

Если смотреть в отраслевом разрезе, то самая большая доля убыточных предприятий (свыше 40%) зафиксирована в таких секторах, как обеспечение электроэнергией, газом и паром; добыча полезных ископаемых; транспортировка и хранение; научная и техническая деятельность. В сфере водоснабжения она почти близка к 50%. На таком фоне обрабатывающий сектор выглядит как будто неплохо: доля убыточных предприятий – 33%.

Однако одновременно с этим именно на сырьевые отрасли приходится основной вклад в общую прибыль экономики. В январе–апреле совокупный сальдированный финансовый результат предприятий (без субъектов малого предпринимательства, банков, страховых компаний и госучреждений) составил более 3,5 трлн руб. – на такую сумму совокупная прибыль превысила совокупный убыток.

Около 1,3 трлн руб. из этой суммы приходится на добывающий сектор, который по сравнению с аналогичным периодом прошлого года увеличил свой результат сразу на 61%. Тем самым доля добывающего сектора стала самой большой, составив 37%. А обрабатывающая промышленность ухудшила свой результат: снижение составило почти 4%. На этот сектор приходилось только 849 млрд руб., или 24% совокупного финансового результата.


По прогнозу Тремасова, к концу года доля сырьевых отраслей в прибыли экономики вполне может достичь 50%. Заметим, такое происходит редко, однако подобный сценарий нельзя назвать абсолютно фантастическим. Например, в 2014 году в сальдированном финансовом результате организаций на добывающий сектор приходилось почти 50%, а на обрабатывающий – только четверть.

Сейчас, на фоне растущих нефтяных цен и таких финансовых результатов компаний, принятое правительством бюджетное правило «продвигает нас семимильными шагами в сторону сырьевой экономики», предупреждает Тремасов.

Ранее финансовые власти уже поясняли, что бюджетное правило с ценой отсечения около 40 долл. за баррель помогает сгладить связанные с внешней конъюнктурой колебания валютного курса. Дополнительные нефтегазовые доходы, полученные благодаря стоимости нефти сверх цены отсечения, направляются в резервы – с этой целью Минфин покупает иностранную валюту. Правда, такое правило привело к тому, что российская валюта по отношению к доллару искусственно обесценивалась даже на фоне дорожающей нефти (см. ).

Уже несколько лет подряд обрабатывающие отрасли находятся в России в состоянии предпринимательской депрессии – это фиксирует Росстат. Сейчас ситуация снова ухудшается. Так, в мае 2018-го индекс предпринимательской уверенности обрабатывающих производств составил в РФ –3,5% (почти таким же он был и в июне), хотя в декабре 2017-го индекс составлял –1,1%. То есть произошло ухудшение. Минус свидетельствует о преобладании негативных оценок предпринимателей, данные приводятся с исключением сезонного фактора.

Искусственное обескровливание экономики с помощью бюджетного правила, когда дополнительные нефтегазовые доходы изымаются из экономики и направляются в резервы, не способствует ни модернизации, ни диверсификации.

Но, даже изъяв из экономики «лишние» нефтегазовые доходы, власти могли бы этими деньгами воспользоваться все равно иначе: например, направив их на балансировку пенсионной системы. К слову, Фонд национального благосостояния (ФНБ) для того и создавался. Он мог бы стать аналогом норвежского госфонда. Но ФНБ не только не может похвалиться такой же доходностью, как и норвежский госфонд (см., например, ), он еще и расходуется все чаще на различные проекты, не связанные с пенсионной системой. Причем расходуется, как показывают проверки, не всегда эффективно (см. «НГ» от ; ).

Опрошенные «НГ» эксперты допускают, что к концу года доля сырьевых отраслей в общей прибыли экономики может достичь 50%.

«Ситуация, сложившаяся с финансовыми результатами предприятий, в настоящий момент носит конъюнктурный характер. Текущая тенденция определяется внутренним ростом цен практически на все виды сырья. Прежде всего на моторное топливо. При относительно стабильном курсе рубля это ведет к росту прибыльности в сырьевых секторах и увеличению издержек в остальной экономике. Доля сырьевых отраслей в прибыли может теоретически вырасти до 50% при условии дальнейшего роста цен на нефть», – поясняет замдиректора Института народнохозяйственного прогнозирования Российской академии наук Александр Широв.

«В целом никаких существенных изменений в структуре российской экономики в последние годы не происходит, – продолжает эксперт. – Для изменений нужен рост конкурентоспособности базовых производств, который возможен только при росте инвестиционной активности».

По словам Широва, сейчас бюджетное правило ограничивает укрепление рубля, «сдерживает рост расходов бюджета конъюнктурного характера», «обеспечивает увеличение объемов ликвидности в финансовой системе». При этом «дополнительные доходы бюджета не используются на цели модернизации экономики», добавляет эксперт.

«Последние два года снова проявились признаки «голландской болезни». Так, с 2015 по 2017 год экспорт нефтяного сырья возрос на 15,4 млн т, что подтверждает ориентацию налоговой политики на стимулирование ресурсного экспорта», – замечает доцент Высшей школы корпоративного управления Академии при президенте (РАНХиГС) Тамара Сафонова.

Несмотря на заявления правительства, страна не избавилась от сырьевой зависимости. В первом квартале 2018-го доля нефтегазовых доходов в федеральном бюджете выросла до 45,6%, для сравнения: в первом квартале 2017-го она была 41,8%. Такие данные приводили в майском мониторинге экономической ситуации специалисты РАНХиГС и Института Гайдара.

Как считает первый вице-президент Российского союза инженеров Иван Андриевский, было бы разумным смягчить бюджетное правило, подняв цену отсечения, и «направить сейчас больше денег на развитие, вместо того чтобы держать нынешнюю планку и добывать деньги через, например, повышение налога на добавленную стоимость, которое, безусловно, ударит по обрабатывающим отраслям еще больнее».

«Бюджетное правило изначально было создано как инструмент избавления от сырьевой зависимости по принципу «раз сейчас мы этих денег, отправленных в запасы, не видим, значит, их нет, как нет и сырьевой зависимости». Но это не так. Доля нефтегазовых доходов все равно растет в структуре бюджета. А отказ от денег, направленных в запасы, приводит к тому, что правительство вынуждено искать средства у народа и предприятий, увеличивая на них нагрузку, – обращает внимание директор Института актуальной экономики Никита Исаев. – В итоге развитие только тормозится».

Без бюджетного правила при каждом удорожании нефти на дополнительные $5 за баррель экономика бы прибавляла в росте по 0,5 процентного пунктов (п.п.), инфляция бы сокращалась на 0,5 п.п., а курс рубля был бы крепче на 5–7%. Об этом говорится в материалах Минэкономразвития к новому макропрогнозу до 2020 года, с которыми ознакомились «Известия». Бюджетное правило с ценой отсечения в размере $40 за баррель направлено на последовательное сокращение дефицита бюджета и наполнение резервов на случай нового кризиса. Эксперты согласны с необходимостью копить на черный день.

Бюджетное правило было введено в России в 2013 году. Оно предполагало, что все нефтегазовые доходы бюджета сверх $90 за баррель будут идти в Резервный фонд (РЗФ) для накопления. Как только объем РЗФ достигал установленного на год показателя по накоплениям (в 2014 году - 7% ВВП), все сверхдоходы шли в Фонд национального благосостояния (ФНБ). Таким образом Россия формировала «подушку безопасности» на случай кризиса. Накопления Минфину пригодились: в 2015 году из-за сильного падения цен на нефть действие бюджетного правила было приостановлено, а средства из РЗФ стали направляться на покрытие дефицита бюджета. По состоянию на 1 сентября этого года объем РЗФ составляет 1 трлн рублей, тогда как на 1 января 2015 года (до того как Минфин стал тратить резервы) его объем был почти 5 трлн рублей. Объем ФНБ составляет 4,4 трлн рублей.

ПОДРОБНЕЕ ПО ТЕМЕ

Поправки в Бюджетный кодекс о введении нового бюджетного правила и объединении РЗФ и ФНБ на базе последнего были утверждены в конце июля. Нововведения заработают с 2018 года. Цена отсечения составит $40 за баррель.

Без бюджетного правила при каждом удорожании нефти на $5 за баррель ВВП прибавлял бы в росте по 0,5 п.п., инфляция снижалась на 0,5 п.п. сильнее, а курс рубля был бы крепче на 5–7%, подсчитали в Минэкономразвития. С бюджетным правилом при удорожании нефти на $5 экономика будет прибавлять в росте по 0,1–0,2 п.п., инфляция сокращаться на 0,2 п.п., а курс рубля - укрепляться на 1,5–2%.

При этом в Минэкономразвития поддерживают введение бюджетного правила с ценой отсечения $40 за баррель, говорил журналистам министр экономического развития Максим Орешкин. По его словам, это позволит последовательно снижать дефицит бюджета. Благодаря бюджетному правилу к 2020 году дефицит может сократиться с существующих 2% ВВП до 0,8% ВВП.

С бюджетным правилом экономическое развитие России будет более сдержанным, из-за того что оно существенно ограничивает поступление денег в экономику, объяснил макроаналитик Райффайзенбанка Станислав Мурашов.

Если бы все нефтегазовые доходы шли в бюджет, то, соответственно, и расходы бюджета были бы больше, а значит, и рост экономики выше. При этом уровень инфляции у нас в стране сильно привязан к курсу рубля. Чем крепче рубль, тем ниже инфляция. Это связано с тем, что у нас большая доля импортных товаров, которые покупаются за валюту. При ослаблении рубля покупать их приходится за большие деньги, поэтому и товары в рублях становятся дороже, - объяснил Станислав Мурашов.

Экономический рост не будет оправданным без существования бюджетного правила, считает директор Центра исследований региональных реформ РАНХиГС Александр Дерюгин.

Мы не можем себе позволить пустить все деньги на расходы и увеличивать тем самым экономический рост, потому что если случится новый кризис, то Россия останется у разбитого корыта и это перечеркнет весь рост, который был. Новое бюджетное правило довольно жесткое, в принципе цена отсечения в размере $40 за баррель - справедливая, - уверен Александр Дерюгин.

Министр финансов Антон Силуанов заявил, что 2018 год станет последним, когда Минфин будет тратить резервы. Начиная с 2019 года ведомство полностью перейдет к накоплению средств.

Зачем было придумано «бюджетное правило», и как оно действовало. Как копят фонды в других странах и чем это отличается от России. Стоит ли бюджету копить деньги, а если стоит, то как?

Поправки в Бюджетный кодекс о новом «бюджетном правиле» были одобрены правительством 15 июня. То, что на птичьем языке правительственных экономистов принято называть «бюджетным правилом», – это очень просто. Стоит ли тратить все доходы бюджета или, согласно какому-то заранее сформулированному принципу, часть их копить для каких-то целей. Правила такого «накопительства» последние 14 лет то применяются, то отменяются, то меняются.

Согласно исследованию АКРА, свыше 90 стран мира используют бюджетные правила. Мировой институт суверенных фондов (SWFI) следит примерно за 80 суверенными фондами, накопленными по таким правилам. Правда, число стран, в которых находятся эти фонды, в разы меньше: например, в России 3 таких фонда, в Китае – 4, а в США 10 штатов имеют собственные суверенные фонды.

Авторы исследования АКРА даже заявили, что «применение того или иного бюджетного правила – мейнстрим экономической политики». Может быть, и мейнстрим, но это еще не доказательство. Во времена Коперника и Галилея мейнстримом было утверждение, что Земля плоская, а Солнце вращается вокруг нее. Стоит разобраться, как и зачем некоторые государства или регионы копят бюджетные доходы и нужно ли это России.

Абсурд

Копят, очевидно, деньги. Зачем копить чужие деньги – понятно. Но вот зачем государству копить свою собственную валюту, которую оно может в любой момент напечатать в любых количествах? Ответа на этот вопрос нет до сих пор.

Кухарка не может управлять государством потому, что таинство эмиссии денег ей непонятно. А оно меняет все в экономической политике, мистифицирует ее. Для кухарки очевидно, что чем больше денег, тем лучше. Но для государства это совсем не так. Излишняя эмиссия денег чревата инфляцией (а при сильном вовлечении в этот процесс – гиперинфляцией). Правила кухарки для государства недействительны. Более того, у современного государства нет никаких ограничений в плане эмиссии денег (типа золотого запаса и т. д.), только собственное разумное поведение. Деньги в современном мире не обеспечены ничем, кроме доверия к правительствам, их выпустившим.

Зачем кухарке копить рубли – понятно. Но зачем России копить эмитируемые ею рубли? Выглядит абсурдом. Абсурдом и является.

Нужны рубли – напечатай. Накопление бюджетом рублей по существу означает выведение их из обращения, а трата бюджетных накоплений является процессом, неотличимым от обычной денежной эмиссии по своим последствиям. Накопление бюджетом России рублей – это элемент денежной политики. Что совсем не входит в полномочия Минфина. Размер бюджетных фондов – это всего лишь лимит бюджетной эмиссии и ничего более.

Но проблема тут не только в словах. Накопление рублей в бюджетных фондах – это тормоз экономического роста. Ведь в самом деле – налоги собраны, и вместо того чтобы быть запущенными обратно в экономику, они просто исчезают («копятся» Минфином, а по факту изымаются из обращения). Для такого абсурдного процесса даже не придумано специального экономического термина (демиссия? Говорят длинно: сокращение денежной массы). Ведь явления как такового нет, зачем его как-то специально называть?

Когда штат Аляска принимает решение копить доллары – всем все понятно, Аляска доллары не печатает. Да штат и не просто так их копит, а инвестирует по всему миру. Когда российский Минфин изымает из обращения часть налогов, называть это словом «копит» неверно. Он просто уничтожает соответствующую сумму денег в форме изъятия их из обращения.

Впервые Минфин приступил к этим операциям в 2004 году. За первые 5 лет он уничтожил 20% ВВП (размер бюджетных фондов в начале 2009 года). Т. е. прямым тупым счетом каждый год он тормозил экономический рост примерно на 4%. Вот цена наших бюджетных накоплений – это без учета сложных процентов, мультипликаторов и т. д. Вычет из экономического роста на самом деле существенно выше.

Совсем другой смысл и последствия имеет накопление Россией иностранной валюты – рост золотовалютных резервов ЦБР. Центробанк скупает на внутреннем рынке доллары и тем самым эмитирует в обращение рубли. Это процесс разгона экономического роста.

Китай накопил до $4 трлн (сейчас сумма снизилась) не потому, что его руководство страдало манией накопительства. А потому, что это позволяло ему создавать повышенный спрос на валюту и держать заниженный курс юаня. Зачем? Это стимулирует экспорт и держит дорогим импорт, давая двойной стимул для экономического роста в стране. В этом искусственном стимулировании – одна из тайн невероятной динамики китайской экономики за последние 30 лет.

При этом никаких бюджетных фондов Китай не создавал и такой глупостью, как накопление юаней, не занимался. Никаких бюджетных правил – все собранное из экономики возвращается обратно в экономику в виде бюджетных расходов. Экономический рост в Китае не тормозился четверть века. А в России высокие темпы роста продержались только до 2007 года, а затем экономический рост увяз в кризисах и стагнации.

Рост золотовалютных резервов ЦБР (как и рост валютных резервов бюджетов) – это стимул для экономического роста, нажатие педали газа на машине. Рост бюджетных резервов в нацвалюте – это вычет из экономического роста, нажатие педали тормоза. Зачем нужен этот абсурд – выжимать одновременно педаль газа и педаль тормоза (середина нулевых годов)? Что должно будет произойти с машиной на дороге? Вот что-то такое и произошло с российской экономикой в 2008 году – она «пошла юзом», и как ее вывести из этих эволюций, власти не знают до сих пор.

Валютные резервы копить выгодно для экономики страны, а резервы нацвалюты – абсурдно. Но понять это различие «кухарки» в российской власти не могут. И снова, и снова обрекают нас на стратегию накопления нацвалюты («бюджетное правило») при стабильности валютных резервов (ЦБР). Получить экономический рост в такой ситуации теоретически невозможно. Это столь же абсурдно, как пытаться разогнать машину, давя на тормоз вместо газа.


Абсурд в квадрате

После сделанных объяснений обсуждать варианты бюджетных правил – это как обсуждать, какую смертную казнь выбрать российской экономике. Сразу отрубить ей голову или дать помучиться. Хотя, как говорилось в одном известном советском фильме, «Я бы помучился»…

В 2004 году версия 1‑го бюджетного правила была проста – все доходы бюджета от таможенных пошлин и НДПИ, полученные при «цене отсечения» $20 за баррель нефти, отправлять в Стабфонд. В январе 2004-го цена на нефть составляла $29. К концу 2006-го она поднялась до $60. Стабфонд стремительно рос. «Цену отсечения» подняли до $27. В 2008-м придумали сложную формулу, которая умерла уже в конце года, когда цены на нефть, достигнув летом без малого $150, стали стремительно падать.

Следующие 4 года бюджетное правило не применялось.

Но в 2013 году его снова ввели. Попытавшись модифицировать и сделать «цену отсечения» неким автоматическим механизмом, усредненной ценой за последние 3 или 10 лет (что меньше). В 2013 году «цена отсечения» оказалась $81 при среднегодовой цене нефти $108. В 2014-м – $87 при $98 за баррель. Но к концу 2014 года нефть вновь обрушилась, и с октября она стала ниже «цены отсечения». Очередное бюджетное правило приказало долго жить. В 2015 году оно было приостановлено.

В 2004–2008 годах бюджет копил при профиците бюджета. Он уничтожал собственные деньги. В 2013–2014 годах бюджет начал «копить» при дефиците. Он занимал на рынке деньги, для того чтобы их уничтожить.

Вот представьте, человек пришел в банк и взял кредит наличными, вышел во двор, сложил эти деньги кучкой и поджог. Именно это делал бюджет в 2013–2014 годах. Денег не хватает, он занимает их на рынке и сжигает. Абсурд в абсурде.

С тех пор бюджет живет «без правил». Точнее, без законодательно установленных правил. С 2016 года действует правило, которое было введено на одном из совещаний у президента. Минфин и правительство вышли с инициативой заморозить расходы бюджета в рублях на будущую трехлетку. Внесли такой закон в Думу и утвердили его. На 2017 год и новую трехлетку это правило переутвердили. Более того, из года в год расходы номинально сокращаются. Реально, с учетом инфляции, они падают весьма заметно.

Абсурд в кубе

Бюджет 2017 года был спланирован исходя из среднегодовой цены нефти $40 за баррель. По факту на сегодня средняя цена нефти – $52,4. Бюджет получил 1,2 трлн руб. сверхдоходов, большей частью прямо из-за повышения цены нефти. Но Минфин внес в Думу поправки (утверждены в первом чтении 9 июня), по которым на расходы пускается менее 1/3 этих денег. А остальные без всяких бюджетных или каких-то еще правил пойдут на сокращение дефицита бюджета, заимствований бюджета и т. д. – куда угодно, только не на расходы.

На ПМЭФ‑2017 министр финансов Антон Силуанов прямо сказал: «Деньги-то есть». Конечно, есть. Свыше 800 млрд руб. сверхдоходов 2017 года он распихал по своим «заначкам» и не дал на расходы. Пусть пенсионеры плачут. Такое вот «бюджетное правило».

Планирование абсурда

С 2018 года правительство решило вернуться к формальному «бюджетному правилу», вновь прописав его в Бюджетном кодексе. Расходы бюджета будут определяться исходя из «цены отсечения» ($40 за баррель +2% годовой инфляции) с добавлением сверх этого процентных расходов по госдолгу и неких «бюджетных остатков». А в 2018 году – переходное положение – еще плюс 1% ВВП. Окончательно формула пока непонятна (проект не опубликован), но на 2018 год она кажется более мягкой, чем установлена сейчас законом о бюджете.

Бывший вице-премьер и министр финансов Алексей Кудрин на ПМЭФ‑2017 пытался объяснить, что надо установить «цену отсечения» $45, а получившиеся сверхдоходы (около полутриллиона рублей) пустить на программы по образованию и здравоохранению. Но единым фронтом Антон Силуанов и глава ЦБ Эльвира Набиуллина объясняли ему, что они на это пойти не могут. А Силуанов еще и «подкалывал»: мол, сам Кудрин, когда был министром финансов, всегда был за жесточайшие бюджетные правила. Что, конечно, правда.

Однако главный вопрос никто так и не задал: зачем вообще нужно вводить бюджетное правило, если бюджет дефицитен? Зачем копить рубли, если их остро не хватает? Занимать на рынке дорого (по годовым ОФЗ сегодня Минфин платит 8% годовых), чтобы держать их в Центробанке дешево или вообще бесплатно? Ведь это прямой убыток бюджету.

«Бюджетное правило» в условиях дефицита бюджета – это то же самое, что сжигание санкционных продуктов тысячами тонн в стране, где у 20 млн человек едва хватает денег на еду.

Введение бюджетного правила – это снова вычет из экономического роста, сокращение совокупного спроса в экономике на сумму прироста якобы «резервов».

Кто «сел» на бюджетные фонды

Кажется, что именно для тяжелых времен и копили бюджетные фонды, когда цены на нефть упадут. Вот они упали, и что? Правительство всячески пытается сократить расходы из бюджетных фондов и придумать новые «правила», как бы эти фонды не расходовать, а даже продолжать «копить». Так для кого же эти «резервы денег», если людям их не дают?

Резервный фонд – это вотчина Минфина, он расходуется на финансирование дефицита бюджета. А вот Фонд национального благосостояния – ФНБ – предназначен для другого. Он нужен на цели софинансирования пенсий (программа, которая сейчас уже отменена) и финансирование дефицита бюджета Пенсионного фонда.

Кажется, вот источник денег для пенсий. Но нет. В 2016 году законную индексацию пенсий заменили разовой компенсацией – всех пенсионеров фактически обобрали на одну пенсию в прошлом году, и шлейф недоиндексации растянется и распространится на всех ныне работающих на все будущие годы.

Только что Антон Силуанов в Госдуме заявил, что к вопросу индексации пенсий работающим пенсионерам он готов вернуться только в 2020 году. Для этой индексации нужно 200 млрд руб. в 2017 году. Так вот же они, эти деньги, – ФНБ или допдоходы бюджета текущего года. Деньги у правительства и Силуанова есть, но пускать на эти расходы они их не хотят. Почему? Силуанов объяснять не стал.

Средства ФНБ пенсионерам не достались ни в каком виде. Зато уже треть его проинвестирована (подробнее об эффективности расходования средств ФНБ см. «Фонд чужого благосостояния»).

Средства ФНБ распределяются решениями правительства РФ без всякого конкурса. Никакого отношения к доходности они не имеют. Более того, есть специальное решение правительства, чтобы все доходы от вложения средств ФНБ зачислялись не в сам фонд (что было бы логично), а в общие доходы бюджета.

В результате сверхльготные кредиты или бесплатные инвестиции (например, вложения в привилегированные акции банков) не приносят пенсионерам никакого дохода. Зато деньги и доходы получают госбанки, «друзья президента РФ» и госмонополии. А также те, кто у них ворует. Так это для них мы копим эти «резервы», недоплачивая пенсионерам их копеечки?

Не лучше ли было сделать все по уму, раз уж создали ФНБ? Сформировать его администрацию, отдельную от Минфина и ЦБР. Инвестдекларацию. Публичную отчетность за каждый цент вложений. И оценивать его работу именно по заработанным им доходам. Так, как работают наиболее продвинутые из мировых суверенных фондов.

Красиво? Конечно. Но вот только кто тогда гарантирует вложения этих средств в госбанки или компании «друзей президента»?

А как в других странах?

«Бюджетное правило» в российском варианте губит экономический рост. А вот в других странах, которые копят не национальные деньги, а валюту – не важно, в центральных банках или в суверенных фондах, – рост разгоняет.

В Норвегии нефтяные сверхдоходы идут прямиком (не переводясь в норвежские кроны, оставаясь в иностранных валютах) в специальный государственный пенсионный фонд, который вкладывает их в европейские акции. Сегодня нет ни одной крупной европейской компании, акционером которой не был бы норвежский фонд.

В странах, где нефтедобычей занимается госкомпания (как в Норвегии или Саудовской Аравии), часть ее доходов в валюте идет прямо в суверенные фонды, не попадая на внутренний валютный рынок. Где этим занимаются частные нефтяники, в такие фонды идут либо спецналоги в валюте, либо валютный резерв копит Центробанк, скупая валюту на внутреннем рынке.

Нефтяной фонд Аляски (APF) собирает все доходы штата от нефтедобычи и инвестирует их по всему миру в акции, облигации, недвижимость, инвестпроекты. Про каждый объект недвижимости известно всё, вплоть до адреса, где он расположен. Известно про каждую купленную им акцию. Например, он владеет акциями 34 российских компаний и потерял на них из-за девальвации рубля и нашего кризиса более $50 млн. А все доходы от инвестиций APF направляет на выплаты. В среднем фонд посылает чек от $1000 до $2000 в год каждому постоянному жителю штата. Не так много, но сумма растет. Все открыто, прозрачно, понятно каждому гражданину и любому стороннему наблюдателю.

Кончится на Аляске или в Норвегии нефть – они будут жить припеваючи на своих денежных накоплениях. В этом есть смысл. А смысл копить в России? У нас нефть не кончится никогда… По крайней мере, это время не просматривается на горизонте.

В Китае валютный резерв копит нацбанк страны. Он вкладывает свои средства в иностранные ценные бумаги, в основном облигации, как и все центробанки мира. Сегодня лучшим таким вложением являются госбумаги США – при высшей надежности по ним процент существенно лучше, чем в Европе или Японии, где процент, особенно по краткосрочным бумагам, вообще отрицателен (т. е. инвестор еще и доплачивает за держание этих бумаг).

Китайские власти не слишком устраивает такой обратный перелив капитала в США. И они создали за счет валютных резервов нацбанка пару самостоятельных фондов, которые занимаются прямыми инвестициями во все страны мира. Для инвестиций в Африку китайцы создали еще один специальный фонд. Инвестируют они и в Россию.

SWFI рассчитывает специальный индекс прозрачности суверенных фондов. Из максимума в 10 баллов (например, такой индекс имеет Норвежский фонд или APF) 2 российских фонда набрали только 5, а РФПИ (фонд прямых инвестиций) вообще остался без оценки из-за скрытости своих операций.

Это может показаться удивительным – ведь из всех наших трех фондов только РФПИ имеет собственную администрацию, сайт, отчетность и т. п. Его глава регулярно выступает на различных мировых конференциях. Но вот только информация о его финансовых операциях закрыта и доступна лишь его 100‑процентному акционеру – государственному ВЭБу. Еще одно отличие РФПИ от зарубежных инвестфондов – он как бы суверенный фонд наоборот, наизнанку. Он не инвестирует российские средства по всему миру, а наоборот, его цель – способствовать инвестициям других фондов в Россию, в проекты, в которых он сам берет себе незначительный процент участия.

Зачем?

Остался только один вопрос: зачем Минфин так стремится накопить российскую валюту с помощью абсурдных бюджетных правил? Самый правильный ответ: потому что может. Помните притчу о скорпионе, который ужалил лягушку, переправлявшую его через реку? «Зачем? – спросила лягушка. – Ты ведь тоже утонешь!» «Природа моя такая», – ответил скорпион.

Минфин – это бухгалтерия государства. Бухгалтерия всегда хочет получать доходов побольше, а тратить поменьше. Дефицит ее пугает. Если глава предприятия «Россия» не считает возможным контролировать и направлять свою бухгалтерию, она всегда будет действовать в соответствии со своей «природой». Проблема в том, что у главы предприятия тоже нет стимулов вести какую-то другую политику. Его не заставляет к этому ни сильная оппозиция, ни капризные потребители, ни дотошные акционеры. Даже несмотря на приближающееся акционерное собрание – выборы президента‑2018. Значит, мы обречены жить с бюджетным правилом, несмотря на его полную абсурдность. И с кулуарными решениями по трате бюджетных фондов на «друзей» тех, кто при власти.

Новое бюджетное правило, которое вступило в силу в январе 2018 г., сделает курс рубля менее волатильным, а также повлияет на динамику облигаций и акций, отмечает Евгений Малыхин, партнер, директор инвестиционного департамента УК «Атон-менеджмент».

В чем суть нового бюджетного правила? Правительство устанавливает базовую цену на нефть и исходя из нее (а не текущей цены) рассчитывает нефтегазовые доходы бюджета. В ценах 2017 г. базовая цена на нефть марки Urals равна $40 за баррель, далее она будет ежегодно увеличиваться на 2%. Если реальная цена нефть выше этой отметки, то "излишек" идет в Фонд национального благосостояния. Если ниже, то Минфин будет тратить этот фонд.

Новое бюджетное правило окажет значительное влияние на курс рубля. Нефтегазовые доходы бюджета формируются в рублевом выражении, а дальше Минфин, согласно бюджетному правилу, будет покупать на открытом рынке доллары США. По оценкам самого Минфина, при цене на нефть $54-55 за баррель объем покупок за год составит 2 трлн руб., или примерно $35 млрд. При цене $60 за баррель в Фонд национального благосостояния попадут уже 2 трлн 800 млрд руб., или $49 млрд.

Много это или мало? Объем покупок валюты Минфина на рынке примерно равен положительному сальдо счета текущих операций платежного баланса за 2017 г. ($40,3 млрд) или чистому вывозу капитала из страны ($31,3 млрд).

Новое бюджетное правило меняет правила игры. Раньше, когда росла цена на нефть, то укреплялся и рубль за счет продажи экспортерами валютной выручки. Теперь при росте цены на нефть будут расти не только продажи валюты экспортерами, но и увеличиваться покупки Минфина. А при падении цен на нефть Минфин будет продавать валюту из фонда и тем самым поддерживать курс рубля. Новое бюджетное правило отвязывает курс рубля от нефтяных котировок и делает его более стабильным.


Второй важный момент – бюджетное правило через курс рубля окажет влияние на инструменты с фиксированной доходностью. Если у вас стабильная валюта, то остается смотреть на политику Центрального банка и абсолютный размер ставки.

Абсолютный размер ставки в рублях значительно выше, чем в долларах. Банк России собирается продолжать снижать ставку, в том время как ФРС будет повышать ставку. Поэтому я вижу больше возможностей для инвестора в рублевом долге, чем в евробондах.

И третий важный вопрос: каково будет влияние на рынок акций? Здесь тоже произошли значительные изменения. Когда нефть и рубль слабели, то падал весь фондовый рынок, включая бумаги экспортеров (просто они падали менее значительно благодаря девальвации). А когда нефтяные котировки шли вверх, то укрепление рубля вредило показателям нефтегазового сектора значительно больше, чем помогал рост цен на нефть.

Поэтому, как ни странно, при росте цен на нефть нужно было продавать акции экспортеров и покупать банковский сектор, телекомы, IT и так далее. Теперь, когда цена на нефть будет расти, а рубль оставаться стабильным, нефтегазовый сектор впервые за долгое время может почувствовать свою силу.

Все сказанное показывает, как изменение в государственном регулировании может изменить весь финансовый ландшафт и открыть новые возможности для инвесторов.

Получить консультацию

Если Вы хотите стать Клиентом компании «АТОН» или получить дополнительную информацию, заполните, пожалуйста, форму обратной связи и наш консультант оперативно свяжется с Вами

mob_info